Розділ «Лекция 9. СОЦИОЛОГИЯ ПРЕСТУПНОСТИ»

2) перманентная борьба между силами порядка и хаоса, сопровождающаяся потерями с обеих сторон;

3) попеременные чередования в динамике противоборства периодов затишья и обострения.

Взаимосвязь социальности и преступности (гипотеза М. К. Петрова)

Среди современных, появившихся уже в XX в. концепций и гипотез, пытающихся объяснить взаимоотошения цивилизации и преступности, представляет интерес гипотеза талантливого российского социолога и философа М. К. Петрова (1924—1987). Оригинальность его подхода заключается в попытке осветить целый ряд сложных проблем генезиса европейской цивилизации посредством теории социального кодирования и, в частности, при помощи философе ко-культурологичес кой параллели между функциональными особенностями древнего многовесельного корабля и античным типом социальности.

Многовесельный корабль с вооруженной командой играл важную роль в становлении основных институтов цивилизованного общежития в бассейне Эгейского моря, этой колыбели европейской цивилизации. Он обеспечивал надежность коммуникаций между побережьем и отдельными островами. Сам представляя собой подобие плавающего острова социальности со всеми присущими ей атрибутами, корабль мог служить как орудием центральной власти, выполняющим ее поручения, так и средством борьбы с нею. Довольно часто он превращался в пиратское орудие преступных замыслов, в инструмент, позволяющий отдельным группировкам отчуждать в свою пользу производимые государством продукты. Личный состав таких кораблей регулярно пополнялся за счет островных жителей из числа всегда имевшихся там "лишних людей". Избыточное население, ищущее свой вход в социализацию, избирало для этого либо вынужденную эмиграцию и основание новых колоний, либо морской разбой.

Корабли были в равной степени приспособлены и для служения нуждам центральной власти, для охраны и развития сложившихся форм цивилизованного существования, и для разрушения этих форм. Пиратский корабль явился одной из исторически первых форм хорошо организованной преступности. Но при всей своей асоциальности такой корабль отличался функциональной амбивалентностью: наряду с деструктивно-криминальной деятельностью он осуществлял и созидательные мероприятия. Правда, созидательный эффект имел зачастую косвенный характер. Так, с помощью кораблей греки колонизировали новые земли. Угроза пиратских нападений интегрировала население побережий и островов, заставляла создавать сильные социальные структуры, построенные на началах государственности и способные накапливать оборонительный потенциал, позволяющий отражать разбойные набеги. Эти первичные интеграции по общности оборонительных интересов легли в основу формирующихся государственных институтов с присущими им ограничениями индивидуального своеволия ради общего дела.

В свою очередь, организационная структура многовесельного корабля, независимо от того, был он пиратским или принадлежал официальным властям, служила как бы своеобразный тренажером, на котором отрабатывались субъектно-субъектные отношения формирующейся полисной иерархии, где индивидуальная свобода целиком подчинялась непреложной силе общего для всех закона, а принципы распределения власти блокировали любые возможности проявления своеволия. И все это существовало во имя достижения общих целей.

Подобно тому, как за пределами корабля человек мог делать все, что считал нужным, и никто им не управлял, социальность допускала свободные волеизъявления в сферах частной жизни. Но в общественной, государственной жизни, как и на палубе корабля, свобода уступала место диктатуре закона, господствующего над гражданами.

Таким образом, одни и те же факторы на равных участвовали и в развитии цивилизации, и в организации асоциальных действий.

Те, кто убежден в неизбежности и неустранимости преступности, а также в том, что по мере развития цивилизации ее уровень не снижается, чаще всего рассматривают прогресс как тотальную модернизацию, отменяющую многие позитивные традиции и заповеди, разрушающую вековые иерархии ценностей, влекущую за собой снижение уровня духовности и нравственности. Констатации такого рода порождают стремление выявить то особое, специфическое предназначение, которое в данном контексте присуще преступности. И здесь, очевидно, можно в первую очередь говорить о том, что она призвана испытывать цивилизацию на прочность. Покушаясь на отдельные ее элементы и участки, преступники заставляют ее непрерывно трудиться над укреплением своих основ. Они провоцируют ее на усилия по совершенствованию средств сдерживания идущего изнутри деструктивного напора. При этом задача цивилизационной системы состоит отнюдь не в том, чтобы совершенно уничтожить преступность. Сознавая утопичность подобных замыслов и свою неспособность реализовать их, цивилизационная система ограничивает масштабы своих усилий тем, чтобы не позволять преступности возрастать выше определенного порога допустимости, который, в свою очередь, зависит от конкретных социально-исторических обстоятельств и находится под контролем специальных представителей цивилизации в лице органов охраны правопорядка.

Криминальная социосфера

Социальная среда выступает в роли некой константы, которая постоянно воздействует на состояние преступности. Это воздействие может ее активизировать или, напротив, гасить до известных пределов, но оно всегда сохраняется, никогда не исчезает.

Развитие современной цивилизации не уменьшает количество преступников и преступлений. Это во многом предопределяется тем, что развитие осуществляется в виде тотальной модернизации. В результате последней технический прогресс разрушает традиционные иерархии ценностей, отрицательно воздействует на нормативно-ценностную систему, перечеркивает многие духовные, нравственные заветы прошлого. В итоге совершается выход массового сознания в анормативное пространство "вседозволенности". И это обстоятельство придает криминальную окрашенность многим элементам современной цивилизационной системы, позволяет говорить о существовании масштабной криминальной социосферы.

В современной социологии существуют концепции, авторы которых относят преступность к реликтовым проявлениям варварской стихии, к атавизмам родоплеменного, до государственного существования и полагают, что она в современных условиях воспроизводит целый ряд жестких архаических социальных структур. Согласно этому взгляду, внутри цивилизованного общества всегда имеются носители исторически более ранних и более примитивных уровней развития сознания. Они слабо приспособлены для цивилизованного существования с его многочисленными нормативными требованиями и предпочитают поведенческие стратегии, восходящие к временам господства социальных структур варварского типа. И это в определенном смысле закономерно, поскольку существует социокультурная инерция затухающего воспроизводства предшествующих форм социальности, которое неизвестно когда затухнет.

Сохранившиеся реликты догосударственного существования, устоявшаяся в веках архаика обретают вид банд и мафиозных кланов со строго иерархизированными структурами. На вершинах образующихся вертикалей находятся лидеры-главари и приближенные к ним сублидеры. Затем следуют боевики и, наконец, "внешний пояс", или "периферия" из наводчиков и подкупленных государственных чиновников, полицейских, охранников-сторожей. Это древняя и потому очень устойчивая структура.

Преступная среда культивирует нормы и ценности, также заимствованные из арсеналов древних воинов-варваров:

— культ грубой физической силы;

— отношение к оружию как атрибуту настоящего мужчины и установка на искусное владение им;

— пренебрежительное отношение к боли, смерти, наказаниям, которые исходят власти:

— презрение к "типичным" представителям цивилизованного порядка, обычным честным труженикам ("мужикам", "фраерам";