Розділ «Лекция 1. СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ»

Классическая метафизическая социология

Постклассическая позитивная социология эпохи модерна

Однако на протяжении Нового времени, сопровождавшегося неуклонным "разволшебствлением" мира, наступлением просветительского рационализма, атеизма и материализма, начало происходить разделение прежде единого познавательного метода на два самостоятельных. И вот в XIX в. франнцузский мыслитель О. Конт предпринимает решительную попытку рассечь это единое целое надвое и совершенно освободить социологию от влияния метафизики. В итоге возникает современная социология, отмеченная, во-первых, печатью нарождающегося модерна с присущей тому общей установкой на разрыв с классическими культурными традициями, а во-вторых, печатью позитивизма с его принципиальным безразличием к метафизической реальности.

Позитивная социология, как порождение эпохи модерна, — это теория, подчиненная принципу позитивности, то есть ориентированная на добывание исключительно положительных (позитивных) знаний о социуме и избегающая рассуждений о метафизических предпосылках и первопричинах общественных явлений и процессов.

В отличие от теоцентрически ориентированной классической социологии, позитивная социология социоцентрична. В свете ее подходов каждая социальная структура предстает не как самостоятельный и самоценный феномен, но как составная и в значительной мере подчиненная часть социальной системы, наделенная функциями, необходимыми для обслуживания этой системы. При этом даже человек рассматривается не как автономная личность, но только как индивид, находящийся под влиянием надличных соционормативных систем и окружающей его социальной среды, как подчиненный, служебный элемент социальной системы.

С позиций позитивного подхода главным в человеке являются те духовно-практические свойства и качества, которые смогли в нем развиться благодаря активным усилиям общества, его институтов, ближайшего социального окружения, курирующей личность воспитательно-образовательной системы и т. д.

Ограниченность позитивной социологии в исследованиях жизненных реалий оказалась обусловлена самой природой усеченного социологического метода, воспринимающего общество как замкнутую на себе, самодостаточную систему, содержащую в себе свои причины и основания.

Позитивная социология демонстрирует две свои существенные особенности. Во-первых, она не претендует на что-то большее, чем иметь дело только с конечными, приходящими, относительными, социальными феноменами, пребывающими в конкретном времени-пространстве. Во-вторых, она делает главную ставку, прежде всего на способность человеческого рассудка к расчленению социальной реальности на элементы, фрагменты, уровни и к последующим умозаключениям на основе имеющихся эмпирических констатации и разных по продолжительности наблюдений.

Позитивный социологический метод, теперь уже намеренно высвободивший социум из контекстов физической и метафизической реальностей, пошел по пути принципиально упрощенного толкования своего предмета. Однако, двигаясь исключительно в социальной плоскости, он не замедлил обнаружить свою ограниченность. Рассуждения социологов-позитивистов разворачивались большей частью в плоскости действия исключительно социальной детерминации. Их логика выглядела приблизительно так: определенные социальные причины ведут к появлению тех или иных социальных фактов, которые, в свою очередь, порождают новые группы социальных следствий (фактов); последние затем сами становятся причинами новых социальных обстоятельств и т. д. Эта методологическая схематика почти сразу стала оборачиваться объяснениями известного через известное, тиражированием наукообразных трюизмов. То есть социологическая теория не обеспечивала ожидаемого обществом прироста новых знаний.

Социологическая мысль утратила свободу и непредвзятость суждений. Она оказалась пленена самой социальностью, ее материальными щупальцами, ее вязкой атмосферой. Индустриальный социум, динамично разворачивающийся и обнаруживающий свои все более возрастающие возможности по трансформации всех сфер человеческого существования, готов был со всей степенью присущей ему агрессивности безраздельно подчинить социологическую мысль своим прагматическим — экономическим, политическим и прочим — нуждам.

В результате того, что метафизика утратила легитимность в глазах позитивистски ориентированных социологов, за социологической теорией начал закрепляться "имидж" рассудочной, прагматичной дисциплины, довольно суховатой и пронизанной духом "фактопоклонства". Западное сознание, само склонное к рассудочности и прагматизму, достаточно спокойно воспринимало подобный образ молодой науки. В отечественной же культуре отношение к ней не было однозначным: периоды пристрастной заинтересованности и пылкой апологетики чередовались с периодами охлаждений и разочарований. Так, конец XIX века ознаменовался характерным явлением в интеллектуальной жизни России: недавнее широкое учение социологическими теориями стало сменяться интересом к метафизическим проблемам. Вчерашние социологи-позитивисты превращались в идеалистов-метафизиков. А в начале XX столетия (Серебряный век) наиболее крупные мыслители в своих исследованиях социальных проблем окончательно погрузились преимущественно в метафизические изыскания.

Далее, в течение последующих семи десятилетий советского периода, интеллектуальная жизнь обществоведов проходила в основном под сенью социологического позитивизма в его упрощенной марксистской редакции. У социальной мысли оказались напрочь обрублены "метафизические крылья", и она стала совершенно неспособной к "метафизическим взлетам". Обычным результатом ее познавательных усилий были до предела упрощенные модели социальных реалий, к тому же деформированные накладывавшимися на них официальными коммунистическими идеологе мам и.

В тех случаях, когда советская социология обращала свой взор на духовные формы социального бытия, связанные с нравственностью, религией, искусством, последние тут же включались в причинно-следственные цепи типовых социальных детерминант, где каждому факту отводилось место на одной общей линии закольцованных причин и следствий, напоминающей своей безысходностью "ленту Мебиуса". Вырваться за пределы охватываемой ею социальной среды не было никакой возможности.

Постмодерн — эпоха, требующая сближения социологии с метафизикой

Однако в условиях постиндустриального общества на исходе XX в. у социологии вновь появилась возможность активизировать свои метафизические устремления и превратиться из бескрылой и бездуховной позитивистской социологии в окрыленную метафизическую социологию. Данному обстоятельству есть, по меньшей мере, три объяснения.

Первое — это возникшая возможность восстановить насильственно прерванную связь времен и досказать то, что не успели высказать отечественные социальные мыслители Серебряного века.

Второе — приход эпохи постмодерна, смысл которой вписывается в библейскую притчу о возвращении блудного сына. В роли блудного сына в данном случае выступает социологический метод, который, просуществовав полтора века в лоне позитивизма, "ощутил" потребность в возврате в отчий дом классических традиций, в лоно покинутой им метафизики.

Третье — это то, что социологический метод в его автономной, позитивистской редакции в очередной раз обнаружил собственную несамодостаточность. Он успел практически полностью выработать все свои познавательные резервы. Именно в такие моменты, когда для самих социологов становится очевидным неудовлетворительное качество получаемой ими социологической информации, их интерес начинает перемещаться от позитивистских ориентиров в сторону метафизики и ее неисчерпаемых познавательных возможностей. Начинается творческая разведка с целью возврата социологической теории в лоно покинутых ею классических традиций. Дух начинает испытывать потребность в возврате к родным пенатам. Так возникает новая социокультурная ситуация, о которой Г.-Р. Яусс сказал: "Призрак бродит по Европе — призрак постмодернизма". Постмодернистски ориентированные деятели культуры, казалось бы, продолжали длящуюся уже полтора столетия переоценку ценностей, но теперь уже ее предметом стали ценности самого модерна. Одновременно началось восстановление порванных модернизмом связей с классическими традициями метафизического мировосприятия.

Примечательно, что русский правовед И. А. Покровский высказал в начале XX в. мысль о том, что общественная потребность в метафизическом постижении природы социальных явлений и, в частности, права наиболее явственно обнаруживается и заметно возрастает в переходные эпохи серьезных законодательных преобразований. Стоит ли доказывать, что именно такую эпоху мы и переживаем в настоящее время.

Итак, история социального познания убеждает в том, что отношения между социологией и метафизикой складывались большей частью не по принципу взаимодополняемости их методологий, а скорее в соответствии с логикой их попеременных вытеснений. Социологическая наука либо преисполнялась пафосом самоуверенности и самодостаточности, либо же начинала испытывать потребность в дополнительной философской, метафизической проработке своих оснований. За тем, что внешне выглядело как колебания исторического "маятника", когда социология то устремлялась прочь от метафизики, то начинала двигаться ей навстречу, для самой социологии крылись периодически обострявшиеся вопросы, связанные не только с качеством получаемых знаний, но и с крупными метанаучными проблемами собственного общественного предназначения.