Розділ «Лекция 6. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОСОЦИОЛОГИЯ МОТИВАЦИОННЫХ ПРОТИВОРЕЧИЙ»

3. Духовная свобода — это возможность культурного сознания существовать в пространстве и времени универсума мировой культуры, в мире познавательных, художественных, нравственных, экзистенциальных и других ценностей.

В основании этой разновидности свободы находится воля к духовному совершенствованию, к установлению духовных отношений, связывающих людей.

Духовная свобода сверхнормативна, то есть предполагает неограниченную, ориентированную на высшие идеалы перспективу для духовных восхождений личности. В ней преобладает целевая детерминация, в результате которой духовное "Я" устремляется к им же самим избранным целям, исходя из собственных внутренних побуждений.

Свободное духовное "Я" способно активно противостоять жесткому напору внешних природных и социальных обстоятельств. Но оно также может быть способно к добровольно-стоическому подчинению их диктату во имя высших нравственных задач. В обоих случаях это будут проявления духовной свободы, сходные между собой по мотивам.

Духовная свобода — не дар государства личности. Она возникает только как плод собственных, неустанных духовных усилий человека.

Экзистенциология правосознания

Экзистенциальная психосоциология права — это сфера нравственно-психологических проблем, где человек выступает как родовое существо, представляющее предельно широкую социальную общность — человечество, и где он имеет дело с естественно-правовыми нормами и всеобщим жизненным смыслом.

Отыскивание смысла в собственных отношениях с миром в целом и социально-правовой реальностью в частности составляет неотъемлемую черту духовного бытия социализированного индивида. Поскольку смысл не самоочевиден, не лежит на поверхности общественной практики и даже не содержится в предметах как таковых, а является плодом напряженных аналитических усилий человеческого разума, то для его обнаружения в каком-либо конкретном социально-правовом явлении необходимо рассматривать это явление во взаимосвязях с другими, выявлять все многообразие взаимозависимостей между ним и окружающей его реальностью и интегрировать все это в сферу жизненных интересов конкретных человеческих субъектов. Из этих обнаруженных, рационализированных и интегрированных связей и образуется искомый смысл.

Смысл, как таковой, представляет собой установленные разумом объективные и субъективные — генетические, каузальные, ценностные, целевые и т. д. — связи и зависимости между субъектом и тем, что его окружает, что предшествовало нынешнему его окружению или возникнет из него в будущем.

Если личность сознает себя только частицей локальной общности, субъектом позитивного права и имеет в своем распоряжении лишь ограниченный набор целевых возможностей, проблемы смысла жизни для нее фактически не существует, поскольку тот редуцированный вариант ее решения, что предлагается локальной социальной системой с ее рассудочными морально-правовыми предписаниями, не оставляет места для исканий, сомнений, свободного выбора, то есть для всего того, что является неотъемлемыми признаками самостоятельного экзистенциального и естественно-правового самоопределения.

Лишь поднимаясь с рассудочно-морального нормативного уровня на разумно-нравственный уровень экзистенциальной рефлексии, сознавая себя носителем родовых начал, представителем всечеловеческого сообщества и в итоге оказавшись перед беспредельностью мирового культурного универсума, а значит и перед необходимостью свободной, самостоятельной ориентации в нем, человек вплотную приближается к истинно экзистенциальной проблематике. Вопросы поиска смысла жизни встают перед индивидуальным сознанием сразу же, как только оно оказывается в пограничном состоянии перехода из замкнутости локального нормативно-ценностного ареала в бесконечность ценностного универсума, то есть в пространстве перехода от социальности к духовности, от рассудочности к разумности, от моральности к нравственности, от позитивно-правовых норм к принципам естественного права.

Экзистенциальные конфликты

Нравственно-психологические и социально-правовые проблемы эвтаназии

Понятие эвтаназии производно от греческого словосочетания, переводящегося как "хорошая смерть". Оно вошло в научный обиход во второй половине XX в. и используется для обозначения действий врачей по обеспечению безболезненной и быстрой смерти человека, мучительно страдающего от неизлечимой болезни.

Проблема эвтаназии с целым рядом сопутствующих ей вопросов врачебно-деонтологического, юридического, религиозно-этического характера не имеет на сегодняшний день однозначного решения.

Для неизлечимо больного человека в итоге тяжелых и длительных страданий отношение к собственной смерти способно обрести характер стоического примирения. На грани полного истощения физических и душевных сил, которое способствует испить свою чашу до дна, инстинктивный страх смерти может уступить место желанию поскорее избавиться от невыносимых мук. Но поскольку сам человек в подобной ситуации далеко не всегда способен предпринять необходимые для этого действия, то возникает вопрос о том, как отнесутся к его волеизъявлению врачи, родственники и близкие. Кроме того, бывают еще более сложные случаи, когда неизлечимо больной невменяем и не правоспособен и не может изъявить свою волю, несмотря на катастрофическую ситуацию.

Решая проблему эвтаназии, сразу же следует отказаться как от неприемлемой — мысли о том бремени для государства, о тех материально-экономических, финансовых затратах, которые необходимы для поддержания жизни безнадежно больных людей. Цинизм соображений такого рода очевиден. Он сродни преступной гитлеровской политике массового уничтожения тех, кто не способен к общественно полезному труду. Насильственное отнятие у человека естественного права на жизнь путем "медицинского убийства", оправдываемое утилитарными соображениями, в принципе аморально и преступно.

Своеобразие проблемы эвтаназии в том, что здесь тема отношения к смерти поворачивается своей особой гранью. В данном случае для умирающего человека скорая насильственная смерть (в отличие от более отдаленной во времени естественной, самопроизвольной), избавляющая его от мучений, становится предпочтительнее. И тогда эвтаназия могла бы осуществиться уже не ради внешних целей государства, к которым больной имеет весьма опосредованное отношение, а ради него самого.

Но для акта эвтаназии врачам необходима, кроме заключения медицинского консилиума, соответствующая санкция государства, безупречная по своей правовой взвешенности. Акт эвтаназии правомерен только в том государстве, чье гражданское законодательство предусматривает правовые предпосылки и соответствующие юридические формы его осуществления. Без твердой правовой регламентации здесь могут открыться пути к преступным злоупотреблениям. Государство, решающее вопрос об эвтаназии на правовом уровне, может прийти к ее легализации только после предварительного обсуждения и решения общественностью всего спектра более широких проблем религиозно-этического и философско-правового плана. Лишь сформулировав необходимые заключения гуманитарного характера, гражданское общество и государство вправе перейти к переводу возникших решений на юридический язык строгих и однозначных законоположений.

Для родственников, близких или опекунов больного, берущих на себя ответственность за принятие тяжелого решения, необходима, кроме правового обеспечения, еще и этическая санкция. Они нуждаются в ясном понимании нравственной допустимости и оправданности эвтаназии. Сложность принятия решения состоит здесь еще и в том, что с позиции религии, и в частности христианства, эвтаназия не имеет этических оправданий. Догмат, гласящий, что только Богу дано право распоряжаться жизнью человека, что никто, кроме него, не может отнять жизнь, носит абсолютный характер и не допускает никаких изменений.