Розділ «Глава 29 Отечественная социология с рубежа 1910-1920-х гг. до начала 1930-х гг.»

*121: {Андреев В. Костромский текстильщик и его бюджет. Кострома. 1925; Рабочий быт в цифрах. М., Л., 1926; Кабо Е.О. Очерки рабочего быта. М., 1928; Минц Л. Как живет безработный. М., 1927; Рашин А. Женский труд в ССР. М., 1928, и др. }

Не меньшее значение имели многочисленные исследования бюджета времени, проведенные под руководством С. Г. Струмилина. Достаточно назвать внушительную цифру: в период между 1922 и 1934 гг. было собрано и изучено более 100 тыс. суточных бюджетов времени самых разных групп населения, представляющих рабочий класс, крестьянство, служащих, интеллигенцию. На материалах этих исследований было написано и опубликовано более 70 научных работ, авторами которых, помимо С.Г. Струмилина, были М.С. Бернштейн (специально изучавший бюджеты времени комсомольских активистов, пионеров и школьников), Я.В. Видревич, В.А. Лебедев-Петрейко, В.И. Михеев, Л.Е. Минц и др.*122 Изучение бюджетов времени давало возможность поиска резервов более рационального использования как рабочего, так и внерабочего (в том числе свободного) времени. При этом особое внимание уделялось учету, и реализации закона экономии времени как одного из определяющих всю жизнедеятельность общества и образ жизни личности.

*122: {См.: Струмилин С.Г. Бюджет времени русского рабочего. Пг., 1923; Бюджет времени русского рабочего и крестьянина в 1922-1923 гг. М.; Л., 1924; Михеев В.И. Бюджет времени рабочих и служащих Москвы и Московской области. М., 1932; Лебедев-Петрейко В.А. и др. Бюджет времени рабочей семьи. Л., 1933. }

Здесь необходимо специально остановиться на концепции бюджета времени Струмилина, поскольку она сыграла значительную роль в осуществлении конкретных социологических исследований не только в 1920-х — начале 1930-х гг., но и в период возрождения отечественной социологии на рубеже 1950—1960-х гг. В 1922 г. он предложил для научного изучения и практического использования трехчленную формулу "труд — отдых — сон". Она отражала стремление к реализации идеи "трех восьмерок": 8 часов работы, 8 часов отдыха, 8 часов сна. От этой идеи, однако, вскоре пришлось отказаться вследствие ее утопичности и невозможности реализовать в условиях общества 1920-х гг. Взамен приведенной выше формулы появилась иная структура времени, в основу которой было взято положение о диалектической взаимосвязи необходимости и свободы. В соответствии с новой идеей структура бюджета включала в себя необходимое и свободное время. Она и стала методологической основой для проведения исследований бюджета времени самых различных групп советского общества.

Одним из актуальных направлений социологических исследований 1920-х гг. считалось молодежное. Поскольку с молодым поколением связывали будущее нового строя, становился понятным интерес к его изучению. Тем более что немало делалось в практическом плане для улучшения условий жизни и труда молодежи. Так, было введено ограничение продолжительности рабочего дня подростков (в возрасте до 18 лет) до 4— 6 часов (без сокращения оплаты труда). Запрещалось использовать подростков на вредных, ночных и сверхурочных работах. Создавались условия для обучения и профессиональной подготовки молодежи. Необходимыми становились исследования жизненных планов, цеп пост- . пых и профессиональных ориентации, условий труда и отдыха, интереса к получению образования, общественной активности, культурных потребностей молодежи, что нашло отражение в работах Е.О. Кабо, Я.Д. Капа, Б.Б. Когана, А.И. Колодной, М.С. Лебединского и др. Особо выделим две работы, которые отличались обилием интересного социологического материала*123.

*123: {Коган Б.Б., Лебединский М.С. Быт рабочей молодежи: по материалам анкетного обследования. М„ 1929; Колодная А.И. Интересы рабочего подростка: опыт изучения одной анкеты. М., 1929.}

В период 1920-х — начала 1930-х гг. происходил процесс становления отраслевых социологии в отечественной науке. Одной из них была социология брака и семьи, где особое значение имели работы С.Я. Вольфсона (выше называлась его монография "Социология брака и семьи", изданная в Минске в 1929 г.). В них давалась, в частности, интерпретация такого социального факта, как увеличение числа разводов в СССР. Чаще всего это эмпирически установленное обстоятельство рассматривалось односторонне, как удар по прочности социального института семьи. Проблема брака и семьи имела в то время большое практическое значение, поскольку в 1920-х гг. начались активные дискуссии о том, что нового должен внести социализм и коммунизм в семейно-брачные формы жизни и какими вследствие этих изменений должны стать бытовые условия для молодых семей в советском обществе. Выводы социологов играли заметную роль в принятии архитектурно-планировочных решений, а также строительстве специальных зданий для молодых семей. Чего стоил в этом плане только один "Дом нового быта", являющийся ныне общежитием МГУ!

Значительные исследования и практические перемены осуществлялись в области просвещения, обучения и воспитания, что способствовало становлению отечественной социологии образования. В этой области во второй половине 1920-х гг. наметились тесные связи между педагогикой и социологией, к установлению которых призывали советские государственные деятели. Так, А.В. Луначарский в статье, специально посвященной проблеме этих связей ("Социологические предпосылки советской педагогики", 1927), писал: "Марксист-педагог является необыкновенно типичной фигурой марксиста-социолога вообще. Марксист-педагог не смеет шага ступить без социологического образования, без социологической оглядки, они нужны ему отнюдь не в меньшей степени, чем знакомство с педологией или рефлексологией, чем знакомство с методикой и т.д.".*124 Если отбросить марксистский "камуфляж" (хотя для Луначарского это не было камуфляжем), то в основе приведенного выше положения лежит здоровая идея, сформулированная в свое время Э. Дюркгеймом в работе "Педагогика и социология" и состоящая в доказательстве сильной зависимости педагогики от социологии, причем гораздо более сильной, чем от любой другой науки (см. об этом подробнее в первой части учебника).

*124: {Луначарский А.В. Социологические предпосылки советской педагогики // О воспитании и образовании. М., 1976. С. 191. }

Развитие социологических исследований в сфере образования было вызвано глубокими реформами школы, всей системы обучения и воспитания, доставшейся в наследство от дореволюционной России. Не касаясь их содержания, отметим, что исследования были многоаспектными и затронули особенно глубоко область психологии обучения, сферы поведения молодежи, подростков (Н.А. Бухгольц, A.M. Гельмонт, Н.Н. Иорданский, В.Е. Смирнов и др.). Интересное исследование, но проблеме одаренности выполнил Струмилин, в 1925 г. выпустил книгу "Психология юношеского возраста" Смирнов.

Говоря об отраслях социологии, развивавшихся в 1920-х — начале 1930-х гг., необходимо отметить исследования в области социологии религии (А.И. Клибанов, Е.Ф. Федоров), социологии народонаселения (Л.Л. Паперный, Б.Я. Смулевич), социологии преступного поведения (В.В. Внуков, А.А. Герцензон), социологии искусства (Р.И. Егизаров, А.В. Трояновский), социологии города (Н.О. Мещеряков, Л.М. Сабсович) и др. Конечно, это были начальные шаги в развитии отраслей социологического знания. Однако в ходе проводившихся в их рамках исследований накапливался очень важный эмпирический материал, который служил базой не только для теоретических (пусть и весьма скромных) обобщений, но и практических выводов для выработки определенной социальной политики и государственных решений.

Отечественная социология не могла развиваться без разработки методологии, совершенствования методики и техники конкретных исследований. Базой для таких работ послужили дореволюционные исследования в России, которые осуществляли земские статистики. Традиции, ими заложенные, не пропали даром. Российские социологи постоянно обращались к данным социальной статистики. Этому способствовало создание в 1925 г. "Общества статистиков-марксистов" и издание журнала "Статистика труда".

В 1920-х гг., по существу, использовалась вся палитра методов конкретного социологического исследования. Применялись опросы (в том числе массовые, например, при изучении восприятия кино зрителями), интервью, беседы, наблюдение, контент-анализ документов (в ходе изучения писем рабочих корреспондентов), эксперименты, анализ бюджетов времени и др.

Характеризуя работы в области методики и техники конкретного социологического исследования 1920-х гг., нужно отметить, что свою большую роль сыграли труды А.В. Болтунова (методика проведения анкетных обследований), Н.Д. Левитова (проблемы методики и техники социально-психологических исследований), П.И. Люблинского (методика социального обследования детей), С.Г. Струмилина (методология и методика изучения бюджетов времени, разработка статистических методов обработки и анализа данных), А.В. Чаянова (вопросы методики бюджетных исследований) и др. В них давалась оценка использованному социологическому инструментарию, высказывались советы и рекомендации по его совершенствованию, обобщался опыт организации и проведения как полевых, так и экспериментальных исследований.

Однако при всех успехах и достижениях в этой области существовал и ряд недостатков, которые тормозили быстрое развитие конкретных исследований. Среди недостатков нужно в первую очередь отметить частое отсутствие глубоких теоретических выводов, что было следствием налета эмпиризма. Большой фактический эмпирический материал, как правило, лишь описывался без серьезного и летального анализа. Работы же, построенные на трактовке этого материала, далеко не всегда содержали в себе глубокие обобщения и новаторские идеи. Еще одним серьезным недостатком был невысокий уровень обработки полученной информации. Сама обработка осуществлялась вручную. Но, поскольку материала было много, на нее уходило много времени, по отдельным исследованиям (особенно связанным с изучением бюджетов времени) — годы. Исследования получались весьма протяженными по времени, вследствие этого — дорогостоящими, выводы же оказывались запоздалыми и не всегда соответствовали тем целям и задачам, которые перед социологами ставились вначале.