Розділ «2»

— Да ты че, братан… буду я руки пачкать, блин! — Череп здивовано глянув на мене. — Для шухера же быки есть, ты че! Я же на повышение пошел — бригадиром пашу, поял?

— Ну, — встряв Барабаш, — это да! Это канешно… потому шо шо ж! Вот это — круто, ни хрена не скажешь!

— А нас вот выгнали, на хрен! — сказав я, притримуючи Більбонського за нашийник.

Череп широко посміхнувся, і його спотворена багряно-синя фізіономія розтяглася, немовби маска з пластиліну.

— Слыхали, братан… да вся братва на ушах стоит, блин! Ну ты учудил — стольких быков отметелить… Эт же ж надо — брусли[1] каким-то быть!

— Наехали, блин, — сказав я, дико посміхаючись, — беспредел начали творить… ну, я им, казлам,[2] и дал оторваться!

— Все нормально! — сказав Череп і глянув на мене уважніш. — Так ты типа безработный, да?

— А че?

— Да нам такие бойцы нужны, блин… И Барабаша тоже взяли бы! Ты как?

Я струснув головою.

— Не до этого мне, братуха… душа болит, понимаешь? Ведь пахал я на них как папа Карло… Разборки, охрана, базар какой или непонятка — все я! И вот… благодарность, на хрен!

— Да, болит душа! — підпрягся Барабаш і собі. — Лечим ее, лечим, — він показав здорову пляшку горілки, яку придбав на базарі, — а толку с гулькин хрен! Как не было толку, так и нет! Эт как дедушка Крылов писал когда-то:

Однажди Лебедь, Рак и Щука Устроили квартет: Поставили Мартышку раком, Ебут, ебут — а толку нет! Череп заіржав як коняка, — аж люди налякано сипонули од нас врізнобіч.

— Ну ты даешь! — ляснув він Барабаша по плечу. Й до мене: — Короче, братан… если шо, — приходи, э? Или на сотик мне звякни, слышь?

— Не знаю, браток, — покрутив я головою. — Ни хрена тебе не могу сказать… Одно знаю: душа болит… душа, врубаешься, или нет?

— Вот если вылечишь, так сразу и звякни! Идет?

— Об чем базар, братуха! — дико посміхнувсь я. — Как только, так и сразу… сам понимаешь!

Ми пройшли рядами і спинилися ще коло одного прилавка. Більбонський знову став на задні лапи й уважно оглянув м'ясо.

— Ну? — поспитав я його. Собайло подумав і коротко гавкнув.

— Батя, скоко эдо? — поспитав я чолов'ягу, молодшого від мене принаймні років на п'ять.