Розділ «Новейшие тенденции и актуальные проблемы историографического освоения опыта украинского национального движения в 1917–1922 годах [21]»

Эта идея вдохновляла интеллектуалов Кирилло-Мефодиевского братства: Т. Шевченко, Н. Костомарова, П. Кулиша, Н. Гулака, В. Белозерского. Она нашла последовательных сторонников в лице М. Драгоманова, участников повсеместно возникших по его инициативе «Громад».

Когда в конце ХIX — начале ХХ веков обозначилась более радикальная тенденция — «самостийническая» («Братство тарасовцев», М. Михновский, программа Революционной украинской партии «Самостийна Украина»), она недолго смогла конкурировать с имевшей более глубокие идейные корни, ставшей по существу уже традиционной и представлявшейся более реалистичной, перспективной концепцией федералистского переустройства России, в которой Украина получила бы статус территориальной автономии. Она нашла свое воплощение в программах большинства (почти всех) политических партий украинства начала ХХ в. (Украинская социл-демократическая партия, Украинский социал-демократический союз «Спилка», Украинская радикально-демократическая партия, Товарищество украинских постепенцов и др.), конкретизировалась и пропагандировалась украинской политической элитой (М. Грушевский, В. Винниченко, Н. Порш, С. Ефремов, Б. Гринченко, Е. Чикаленко и др.). Отказ от лозунга «самостийной Украины» объясняется отсутствием сколько-нибудь широкой его поддержки, желанием преодолеть порождаемые настроения настороженности в лагере антимонархических сил, опасениями его членения по национальному признаку. Ставшее программным требование «широкой территориальной автономии в федеративной демократической республике Россия», напротив, приближалось к доминирующим призывам «Прочь царя!», весьма органично дополняя и умножая его социальное содержание национальным компонентом (царизм — оплот не только социального, но и национального гнета).

Бурно развившееся в 1917 году украинское национальное движение за короткое время снова обнаружило доминирование в настроениях и стремлениях автономистско-федералистской платформы (приверженцев Украинской партии самостийников-социалистов оказалось просто несравненное меньшинство). Официальным курсом Центральной Рады, практически без идейного противодействия, стала автономистско-федералистская концепция, единодушно утвержденная Украинским национальным конгрессом 6–8 апреля 1917 года. Даже сторонники лозунга самостоятельности Украины в лице М. Михновского в первые месяцы национально-освободительной революции сочли необходимым несколько приглушить прежний радикализм, чем в известной степени способствовали формированию единого национального демократического фронта.

Кстати, вряд ли оправданной является позиция тех исследователей, идущих вслед за ними публицистов, которые не просто высказывают сомнения относительно квалификации событий в Украине как национально-демократической революции, иронично берут само понятие в кавычки, но и подыскивают для них как можно более хлесткие пренебрежительно-унизитительные эпитеты, национальных лидеров считают психически неуравновешенными, «жуликами», а выработанные документы «смесью вранья и несуразиц» и т. п.1236

Главный теоретик и вдохновитель автономистско-федералистского курса Украинской революции, видный ученый-историк с европейским именем М. Грушевский исходил из неотвратимости торжества в России демократии. Потому он предлагал не отделяться от России, наоборот, — принять максимально активное участие в ее превращении в «народоправную» республику, добровольный союз (федерацию) национально-государственных образований и, тем самым, добиться обеспечения достаточных прав угнетенным ранее народам, соответственно собственным интересам и целям, налаживать жизнь через систему своих национально-территориальных государственных органов. В Украине их олицетворением должно было стать Украинское Учредительное собрание.

В самых общих чертах стратегию Украинской национально-демократической революции и государственного созидания М. Грушевский очень четко сформулировал в одной из первых статей 1917 года — «Свободная Украина» («Вільна Україна»). «Требование народоправия и подлинно демократического строя на Украине в отделенной, несмешанной автономной Украине, связанной только федеративными узами то ли с иными племенами славянскими, то ли с другими народами и областями Российского государства, — это старый наш лозунг, — отмечал Глава Центральной Рады. — Поднятый еще в 1840-х годах наилучшими сынами Украины Шевченко, Костомаровым, Кулишом, Гулаком, Белозерским и иными, он с того времени не переставал быть руководящим мотивом украинской политической мысли, организационной работы, культурной и общественной деятельности.

…Несомненно, он останется той сердцевинной политической платформой, на которой будет идти объединение жителей Украины без различия слоев и народностей. Средней между программой простого культурно-национального самоопределения народностей и требованием полной политической независимости»1237.

Следует иметь в виду, что предложенный вариант достижения нового качества украинско-российских отношений был научно обоснован, серьезно просчитан в целом ряде публицистических, адаптированных на рядового читателя, однако совсем не утрачивавших высокого теоретического уровня работ М. Грушевского той поры. Среди них: «Кто такие украинцы и чего они хотят», «Откуда пошло украинство и к чему оно идет», «Какой автономии и федерации хочет Украина», «Центральная Рада и ее универсалы: первый и второй», «На пороге Новой Украины» и др. Глава Центральной Рады убеждал всех честных людей, тех, кто был способен логично мыслить и действовать (и украинцев и русских), в целесообразности, взаимовыгодности, выигрышности отстаиваемого варианта достижения гармоничных отношений двух соседних народов.

Украинцы рассчитывали получить возможность распоряжаться своей судьбой сообразно национальному интересу. Ведь обретением нацией таких демократических гарантий, исключением возможности вмешательства в украинское возрождение (в его основе — осуществление «украинизации Украины»), несомненно (во всяком случае — с достаточно высокой степенью вероятности — прогнозируемо), было развитие такой масштабной воли и энергии, что украинству стали бы вовсе не нужны искусственные отмежевания от чужих влияний или конкуренций. А принадлежность к великой и могучей державе позволяла бы эффективно воспользоваться ее очевидными преимуществами на международной арене, особенно важными в условиях продолжения мировой войны1238.

Предоставление автономии Украине, по мнению М. Грушевского, не только не привело бы к ослаблению общероссийского государства, к его распаду, чего панически боялась и чем всех так грозно пугала русская элита, а, наоборот, — усилило бы тягу автономных национально-государственных образований к сплочению вокруг исторически сложившегося центра, к осознанному объединению (а в результате, понятно, — умножению) усилий для совместного решения назревших проблем, продвижения по пути прогресса.

Подчас такая стратегия оценивается, с одной стороны, как слишком ограниченная, умеренная, а с другой — нереалистичная, иллюзорная, обманная, заранее обреченная на несбыточность. Однако следует подчеркнуть, что отличительной чертой М. Грушевского-политика был категорический императив — научно обосновывать каждый политический шаг. В основе предлагавшегося ученым курса лежит глубокий, очень предметный анализ социально-политических альтернатив, внимательное рассмотрение всех факторов, которые воздействовали на ситуацию, а выбор наиболее приемлемого варианта деятельности выполнялся практически с безупречной убедительностью.

Думается, отсутствие радикализма, элементов экстремизма, сецессионизма в обосновании концепций украинского национального движения и федералистской трансформации России — отнюдь не проявление недостаточного уровня развитости национального организма и его самосознания на фоне более «продвинутых» этносов, как это нередко пытаются представить 1239, а свидетельство совсем иного свойства. Лидеры украинского национального движения исходили в своих логических построениях из учета конкретно-исторических условий развития своей нации и предлагали взаимоприемлемые, весьма конструктивные и перспективные варианты национально-государственного строительства. Они предполагали совсем не сепарирование от общероссийских процессов демократизации общества, а активное участие в них.

Автономистско-федералистский курс Центральной Рады не оставался пустой кабинетной абстракцией, а очень оперативно превратился в устойчивые убеждения миллионов украинцев и материализовался в тысячах и тысячах резолюций самых различных форумов: от общенациональных и общепартийных до уездных и сельских, узкокорпоративных. Происходило уникальное органическое единение порождения научного интеллекта с инстинктивными стремлениями (точнее — неоформленными) волеизъявлениями широких масс.

Попутно следует заметить, что попытки некоторых современных историков и публицистов представить дело так, что массовая поддержка идейнополитической платформы Украинской революции была лишь результатом инспирирования ее националистическими лидерами1240, находятся в очевидном противоречии с многочисленными документами, собранными в объемных томах, вышедших в последние годы1241.

Центральная Рада как бы «проявляла» массам их внутренние порывы, настроения и объективно преобразовывала в идейный стержень быстро растущего движения. В трехтомнике заместителя Председателя Центральной Рады и Председателя Генерального секретариата В. Винниченко «Возрождение нации» есть характерный подраздел с ироничным названием «І хведеративна!» (И федеративная!)1242. Настоящий мыслитель, тонкий знаток национальной души и талантливый художник блистательно, пронзительно-тепло воспроизвел процесс вызревания массового политического и национального сознания, особенно в крестьянской среде. «На Украине, — пишет он, — все крестьянство верило Центральной Раде, ибо она была «своя», она хорошо знала потребности «простых людей» и хотела реализовать эти потребности. Эти потребности назывались «автономия Украины» и «федеративная Россия». В этих словах вмещались и пробужденная нежность крестьянства, и реабилитированная простота, и уважение к «простому» языку, и узаконение его отличия от «русского», «кацапа», и ликвидация оскорбительного вечного презрения этого «кацапа» к «хохлу», и, наконец, в этих словах было решение вопроса войны и земли. Реалистичный, монистический разум крестьянина эти две категории — национальное и социальное — сразу же сливал в одну, нераздельную, органично связанную между собой целостность. Кто за землю, тот и за Автономию. Кто против Автономии, тот и против земли.

…Крестьян окружали со всех сторон, засыпали доказательствами, хитрыми вопросами, ругательствами и враньем по адресу проводников украинства, провокационными слухами, призывали к себе, сманивали обещаниями, — крестьяне на это только крутили головами и говорили: «І хведеративна!»1243

Без большой опасности ошибиться можно утверждать, что любая другая идеологически-политическая конструкция, кроме лозунга «широкая национально-территориальная автономия в федеративной, демократической республике Россия», не могла так всколыхнуть украинские массы, объединить их, направить к общей цели. И если правилен тезис, что политика — искусство возможного, то стоит признать — к оптимально возможному приближался именно разработанный Центральной Радой курс.

Если не упрощать и не примитизировать тогдашнюю ситуацию, то следует вполне обоснованно считать, что именно живой, заинтересованный отклик на выдвинутые лозунги не мог не служить для руководителей украинского движения дополнительным стимулом для приумножения усилий в реализации избранного курса. В значительной мере становится понятной та настойчивость, с которой Центральная Рада, получив от народа своеобразный мандат, стремилась претворить в жизнь автономистско-федералистскую программу в своих трех первых Универсалах, принципиально ее отстаивала во взаимоотношениях с Временным правительством, а затем и ленинским Совнаркомом.

Конечно, в данном случае речь идет о различных этапах революционной и государственно-созидательной поступи и, естественно, привели они к различным результатам.

После определенных трений и неуклюжих попыток противодействия неконтролируемым процессам, Временное правительство все же вынуждено было согласиться со введенной явочным порядком автономией Украины, легитимизировало Центральную Раду договоренностью о ее превращении в краевой орган (через включение в нее представителей национальных меньшинств), утвердило, хотя и с серьезным ограничением прерогатив, Генеральный секретариат как исполнительную краевую, то есть автономную власть, вело с Центральной Радой и Генеральным секретариатом переговоры, как с полноправными и полновесными государственными институтами, делало это по существу на межгосударственном уровне, даже конфликтовало как с вполне реальной серьезной национально-государственной силой (речь, в частности, и о Временной инструкции Генеральному секретариату от 4 августа 1917 г., и о распоряжении открытия уголовного дела за попытку начать подготовку к созыву Украинского Учредительного собрания и т. д.). К сожалению, снова приходится обращать внимание на односторонность подходов к проблеме некоторых историков, склонных доказывать, что «культура межнациональных отношений (имеются ввиду, конечно, деятели национальных регионов. — В. С.) спускалась на племенной уровень», тогда как «великодержавная реакция» «носила вялый характер»1244.